Салаватский театр башкирской драмы открыл новый сезон пронзительной постановкой по Мустаю Кариму «Ярлыҡау» - «Помилование». Режиссер Ильсур Казакбаев дерзнул предложить неизвестную русскому читателю версию повести с последней главой, которая меняет акценты зрительского восприятия: снайпер Мария Тереза, заявленная в прологе, формирует свой магнетический полюс в одном ряду с Любомиром Зухом.
В этой постановке известного мустаевского произведения много новаторства. Сценический язык, на котором актеры вступают в диалог со зрителем, пылкий и мощный - жанр баллады - выбран здесь не случайно. Само слово восходит к итальянскому ballare - «танцевать». Традиция зародилась как итальянская хороводная песня примерно в XIII веке, вскоре баллады-притчи слагали придворные поэты и музыканты по всей Европе.
Примерно в этот же исторический период с приходом в Испанию цыган возникло искусство фламенко, вобравшее в себя обычаи и фольклор неиспанского населения, хранящего родные мотивы некогда оставленных земель. Постепенно фламенко, впервые исполненное в испанской Андалузии, очаровало и захватило весь мир. Испанская гитара, кастаньеты в форме ракушек, пальмас (хлопки в ладоши), музыка в ритме говорящего танца - все это вобрала в себя баллада, показанная на салаватской сцене. Мистическим же совпадением можно считать то, что главная героиня Мария Тереза родилась именно в Андалузии. Мустай Карим, конечно, был во многом провидцем, но вряд ли он предполагал, что выношенная им на войне повесть зазвучит со сцены страстным танцем. А если бы вдруг увидел - был бы, думаю, счастлив. Все литературные и исторические находки чудесным образом совпали в постановке Ильсура Казакбаева и Ольги Даукаевой - роль хореографа в этом спектакле заслуживает особого респекта, пластика артистов очень выразительна, каждое движение несет свои смыслы.
Как признался режиссер Казакбаев, поставивший уже несколько спектаклей по произведениям Мустая Карима в театрах Татарстана, он не раз слышал там от коллег, насколько образным, мелодичным языком выписана проза и драматургия нашего народного поэта. Поэтому мысль о жанре баллады первоначально в подсознании режиссера, видимо, зародилась уже тогда.
Спектакль начинается с пролога: снайпер Мария Тереза, скинув солдатское обмундирование, оказывается в красном платье и через чувственный танец воссоздается хроника случившегося. Великолепно звучал хор: Гульчачак Шарипова, народная артистка РБ, Рамзия Максютова, заслуженная артистка РБ, Рафаэль Гайнуллин, заслуженный артист РБ. Симфония гениального Густава Малера придала классическую правдивость всему музыкальному оформлению спектакля.
Поразило сходство Артура Таджидинова, игравшего Любомира, с молодым Мустаем - кудрявая копна волос, чуть застенчивый взгляд и заполняющая весь зал энергетика. И восточная внешность здесь весьма уместна: у Зуха бурлит кровь отца-казака и матери-турчанки. А сам он, пока двадцатилетний наивный юноша, полный грез и решительности победить врага в его логове, сразу же отправится в Андалузию на родину возлюбленной, чтобы и там восторжествовала справедливость, наступил мир. Сидя на стуле, юноша вытанцовывает руками свою стремительную любовь и ее фатальный исход. Любомир вглядывается в ладони, словно вчитывается в линии своей судьбы, мечтами устремляясь в прекрасное далеко.
«Ярлыкау». Во многих тюркских языках слово восходит к более глубинному, чем помилование, смыслу - отпущение грехов, что наверняка подразумевал и Мустай Карим. Именно в таком прощении нуждаются и с обиды на изменницу-жену позвонивший в штаб капитан Казарин (здесь Вардгес Казарян в исполнении Радмира Давлетбаева), и Ефим Лукич Буренкин (Якуп Шарипов, народный артист РБ), поднявший шум из-за раздавленной бронетранспортером козы, и не сумевшая оградить любимого от беды Мария Тереза (Нафиса Мазитова), и сам Любомир Зух (Артур Таджидинов), остававшийся даже на войне ребенком, не понимающим трагичности своего поступка. А мечтавший о сцене Янтимер Байназаров (Мирас Юмагузин, заслуженный артист РБ), старшина Хомичук (Амир Утябаев), комиссар Зубков (Юнир Мансуров), военный прокурор (Айнур Синагулов) разве не нуждаются в ЯРЛЫКАУ?! Каждого из них мучит совесть, отчаяние от случившегося занозой вгрызается в сознание и не отпускает, у каждого неизлечимо ранена душа.
Потому в этом спектакле и нет того самого запоздалого пакета с решением трибунала о помиловании - замысел повести гораздо масштабнее! Ильсур Казакбаев вычитал у Мустая Карима то, что открывается не каждому читателю, то, что писатель, конечно же, имел в виду наряду с главной сюжетной линией. Тот «главный» сюжет (что в любимом мной спектакле Михаила Рабиновича «Луна и листопад», что в кинокартине Айнура Аскарова «Помилование») держит зрителя в напряженной надежде дождаться пакет с отменой приговора.
Режиссер же погружает зрителя-собеседника в пласт авторских размышлений о вечном: о любви, совести, милосердии, справедливости через душевные терзания героев. Чтобы усилить оптику, в постановку взяты не все персонажи повести, а лишь наиболее вовлеченные в ЧП. И ход сработал: усиленная концентрация на мотивах поведения героев - Марии Терезы, Любомира, Янтимера, Буренкина, Казаряна, Хомичука, Зубкова - запускает зрительский психоанализ, обращенный внутрь сидящих в зале. И в финале спектакля случается столь необходимый каждому катарсис, за которым, собственно, и приходит зритель в театр.
При всем новаторском подходе режиссера к постановке очевидно самое бережное отношение к авторскому тексту: он неизменен! Не забыта и «виновница» яблоня, одарившая мустаевских Ромео и Джульетту запретными плодами - цепляющим символом на переднем плане сцены она освещена в течение всего спектакля. И сумасшедшая луна, околдовавшая молодых: «два чуда было в мире: в небе - только что народившийся месяц, на земле - только что народившаяся любовь», талантливо обыграна художником-постановщиком Сулпан Азаматовой, впрочем, как и вся конструкция декораций, выполненная то ли в виде медовых сот, то ли шестеренок колеса эпохи, то ли пазлов судьбы героев.
Сохранено в спектакле и авторское отношение к Янтимеру Байназарову, с которым Мустай во многом олицетворял себя, свои переживания:
«Байназаров вышел из шалаша, сел, прислонившись спиной к березе. Лунный свет загустел, падающие листья он не отпускает сразу, а будто держит на весу, и листья теперь опускаются медленней, плавней. И только упав на землю, перешепчутся о чем-то. От щедрого света мутится рассудок, перехватывает дыхание. Даже небесным событиям человек дает с земли свое толкование. Пожалел Янтимер угасшее облако, а на заносчивую луну осталась досада. Луна сегодня и вовсе разгулялась, совсем с привязи сорвалась, заворожила, всю вселенную замаяла».
И заносчивая луна, бередящая душу лейтенанту Байназарову, которому утром предстоит командовать расстрелом Зуха, метафорично обыграна в спектакле. Личным же открытием для меня стала нечитанная прежде последняя глава повести, сохранившаяся лишь в первом издании повести на башкирском языке. Рукописи не горят. Истинно так! Время призвало снайпера Марию Терезу отправиться на фронт мстить врагу за родных, за Любомира, за их расстрелянную любовь. Возмужавшая и окрепшая духом юная вдова увлекает зрителя своей решительностью и уверенностью в торжестве справедливости - она осталась жить, чтобы победить зло и призвать человечество к милосердию.
Галина ИШМУХАМЕТОВА
В этой постановке известного мустаевского произведения много новаторства. Сценический язык, на котором актеры вступают в диалог со зрителем, пылкий и мощный - жанр баллады - выбран здесь не случайно. Само слово восходит к итальянскому ballare - «танцевать». Традиция зародилась как итальянская хороводная песня примерно в XIII веке, вскоре баллады-притчи слагали придворные поэты и музыканты по всей Европе.
Примерно в этот же исторический период с приходом в Испанию цыган возникло искусство фламенко, вобравшее в себя обычаи и фольклор неиспанского населения, хранящего родные мотивы некогда оставленных земель. Постепенно фламенко, впервые исполненное в испанской Андалузии, очаровало и захватило весь мир. Испанская гитара, кастаньеты в форме ракушек, пальмас (хлопки в ладоши), музыка в ритме говорящего танца - все это вобрала в себя баллада, показанная на салаватской сцене. Мистическим же совпадением можно считать то, что главная героиня Мария Тереза родилась именно в Андалузии. Мустай Карим, конечно, был во многом провидцем, но вряд ли он предполагал, что выношенная им на войне повесть зазвучит со сцены страстным танцем. А если бы вдруг увидел - был бы, думаю, счастлив. Все литературные и исторические находки чудесным образом совпали в постановке Ильсура Казакбаева и Ольги Даукаевой - роль хореографа в этом спектакле заслуживает особого респекта, пластика артистов очень выразительна, каждое движение несет свои смыслы.
Как признался режиссер Казакбаев, поставивший уже несколько спектаклей по произведениям Мустая Карима в театрах Татарстана, он не раз слышал там от коллег, насколько образным, мелодичным языком выписана проза и драматургия нашего народного поэта. Поэтому мысль о жанре баллады первоначально в подсознании режиссера, видимо, зародилась уже тогда.
Спектакль начинается с пролога: снайпер Мария Тереза, скинув солдатское обмундирование, оказывается в красном платье и через чувственный танец воссоздается хроника случившегося. Великолепно звучал хор: Гульчачак Шарипова, народная артистка РБ, Рамзия Максютова, заслуженная артистка РБ, Рафаэль Гайнуллин, заслуженный артист РБ. Симфония гениального Густава Малера придала классическую правдивость всему музыкальному оформлению спектакля.
Поразило сходство Артура Таджидинова, игравшего Любомира, с молодым Мустаем - кудрявая копна волос, чуть застенчивый взгляд и заполняющая весь зал энергетика. И восточная внешность здесь весьма уместна: у Зуха бурлит кровь отца-казака и матери-турчанки. А сам он, пока двадцатилетний наивный юноша, полный грез и решительности победить врага в его логове, сразу же отправится в Андалузию на родину возлюбленной, чтобы и там восторжествовала справедливость, наступил мир. Сидя на стуле, юноша вытанцовывает руками свою стремительную любовь и ее фатальный исход. Любомир вглядывается в ладони, словно вчитывается в линии своей судьбы, мечтами устремляясь в прекрасное далеко.
«Ярлыкау». Во многих тюркских языках слово восходит к более глубинному, чем помилование, смыслу - отпущение грехов, что наверняка подразумевал и Мустай Карим. Именно в таком прощении нуждаются и с обиды на изменницу-жену позвонивший в штаб капитан Казарин (здесь Вардгес Казарян в исполнении Радмира Давлетбаева), и Ефим Лукич Буренкин (Якуп Шарипов, народный артист РБ), поднявший шум из-за раздавленной бронетранспортером козы, и не сумевшая оградить любимого от беды Мария Тереза (Нафиса Мазитова), и сам Любомир Зух (Артур Таджидинов), остававшийся даже на войне ребенком, не понимающим трагичности своего поступка. А мечтавший о сцене Янтимер Байназаров (Мирас Юмагузин, заслуженный артист РБ), старшина Хомичук (Амир Утябаев), комиссар Зубков (Юнир Мансуров), военный прокурор (Айнур Синагулов) разве не нуждаются в ЯРЛЫКАУ?! Каждого из них мучит совесть, отчаяние от случившегося занозой вгрызается в сознание и не отпускает, у каждого неизлечимо ранена душа.
Потому в этом спектакле и нет того самого запоздалого пакета с решением трибунала о помиловании - замысел повести гораздо масштабнее! Ильсур Казакбаев вычитал у Мустая Карима то, что открывается не каждому читателю, то, что писатель, конечно же, имел в виду наряду с главной сюжетной линией. Тот «главный» сюжет (что в любимом мной спектакле Михаила Рабиновича «Луна и листопад», что в кинокартине Айнура Аскарова «Помилование») держит зрителя в напряженной надежде дождаться пакет с отменой приговора.
Режиссер же погружает зрителя-собеседника в пласт авторских размышлений о вечном: о любви, совести, милосердии, справедливости через душевные терзания героев. Чтобы усилить оптику, в постановку взяты не все персонажи повести, а лишь наиболее вовлеченные в ЧП. И ход сработал: усиленная концентрация на мотивах поведения героев - Марии Терезы, Любомира, Янтимера, Буренкина, Казаряна, Хомичука, Зубкова - запускает зрительский психоанализ, обращенный внутрь сидящих в зале. И в финале спектакля случается столь необходимый каждому катарсис, за которым, собственно, и приходит зритель в театр.
При всем новаторском подходе режиссера к постановке очевидно самое бережное отношение к авторскому тексту: он неизменен! Не забыта и «виновница» яблоня, одарившая мустаевских Ромео и Джульетту запретными плодами - цепляющим символом на переднем плане сцены она освещена в течение всего спектакля. И сумасшедшая луна, околдовавшая молодых: «два чуда было в мире: в небе - только что народившийся месяц, на земле - только что народившаяся любовь», талантливо обыграна художником-постановщиком Сулпан Азаматовой, впрочем, как и вся конструкция декораций, выполненная то ли в виде медовых сот, то ли шестеренок колеса эпохи, то ли пазлов судьбы героев.
Сохранено в спектакле и авторское отношение к Янтимеру Байназарову, с которым Мустай во многом олицетворял себя, свои переживания:
«Байназаров вышел из шалаша, сел, прислонившись спиной к березе. Лунный свет загустел, падающие листья он не отпускает сразу, а будто держит на весу, и листья теперь опускаются медленней, плавней. И только упав на землю, перешепчутся о чем-то. От щедрого света мутится рассудок, перехватывает дыхание. Даже небесным событиям человек дает с земли свое толкование. Пожалел Янтимер угасшее облако, а на заносчивую луну осталась досада. Луна сегодня и вовсе разгулялась, совсем с привязи сорвалась, заворожила, всю вселенную замаяла».
И заносчивая луна, бередящая душу лейтенанту Байназарову, которому утром предстоит командовать расстрелом Зуха, метафорично обыграна в спектакле. Личным же открытием для меня стала нечитанная прежде последняя глава повести, сохранившаяся лишь в первом издании повести на башкирском языке. Рукописи не горят. Истинно так! Время призвало снайпера Марию Терезу отправиться на фронт мстить врагу за родных, за Любомира, за их расстрелянную любовь. Возмужавшая и окрепшая духом юная вдова увлекает зрителя своей решительностью и уверенностью в торжестве справедливости - она осталась жить, чтобы победить зло и призвать человечество к милосердию.
Галина ИШМУХАМЕТОВА