Победит ли Прометей?
Башдрамтеатр представил новую постановку по драме Мустая Карима «Не бросай огонь, Прометей!»
Как современный человек представляет себе Олимп? Да очень просто: он открывается нам каждый вечер кликом на пульт телевизора. Вот примерно таким - ничего не стесняющимся телешоу - и предстает Олимп на сцене Башдрамтеатра в спектакле Ильсура Казакбаева. Явления нового «Прометея» зрителю пришлось ждать долго: предыдущая постановка Рифката Исрафилова состоялась в 1977 году. Она была безоговорочно принята самим автором, шла с аншлагами, тем более что играли такие звезды театра, как Гюлли Мубарякова, Ильшат Юмагулов, Олег Ханов.
Роль Зевса - нового правителя, только что победившего отца Крона и воссевшего на место, изо всех сил напускающего на себя величественность, в парадном красном костюме (здесь небесные чертоги все-таки, а не зал заседаний) - кажется, как нельзя лучше подходит Артуру Кунакбаеву. Скоро он обзаведется всеми атрибутами власти: парадным портретом с мудрым прищуром для украшения кабинетов подчиненных, красным знаменем со странными символами (правда, ход, когда в это знамя заворачивают женщину легкого поведения, остался многим непонятен). Но еще больше сообщает нам о нем вступление к спектаклю, взятое из «Долгого-долгого детства». О том, что настоящего человека - и тем более правителя - должны одолевать сомнения: не зря ли он развязал войну, пролил кровь? Но олимпийцу (и многим другим, кто себя таковыми вообразил) они неведомы…
А что насчет прочих, подчиненных богов? Если по мифам Гера - третья жена Зевса, то здесь она (Ильгиза Гильманова) седьмая - то есть уважаемой подругой и мудрой советчицей ей не бывать. Афродита (Милена Ишаева, в оригинале у Мустая - защитница любви, но не здесь) - откровенно «клеится» к Прометею и курит что-то явно покрепче обычных сигарет. Власть (Фанис Рахметов) и Сила (Айдар Шамсутдинов) в отсутствие применения, в атмосфере вечного праздника вырождаются в тупого солдафона и средней руки придворного с большими амбициями. Причем Власть щеголяет в черном пиджаке с белой пачкой и колготками. Такой Власти мы еще не видели! Но этому есть едкое обоснование в тексте драмы: "Цвет сорок раз меняя на глазах/, Ты сорок раз меняешь и повадки./ - Я - Власть, привычны мне метаморфозы,/ Что ни скажу - все к месту и правдиво". Словом, умных советников у Зевса не наблюдается. Только с исполнительностью и угодливостью в лице Гермеса (Артур Кабиров) - все в порядке. Однако именно он и проговаривается в присутствии Прометея о небесном огне, который должен соединиться с земным - и на Земле наконец наступит весна.
Уверенней всех себя на этом шоу чувствует Эрида - богиня раздора: ведь теперь она - его ведущая! Справа и слева от сцены не раз возникает экран, с которого она тараторит о текущих событиях - чтобы ни происходило, ей дело найдется. Эриду - возможно, это нормальный ход для московских театров - играет Урал Аминов, иногда по ходу действия снимая парик. Хотя, пожалуй, даже московские ведущие любого пола не щеголяют в блестящем с ног до головы. Но зато блестяще предвидение Мустая Карима: Эрида будет главным оружием не только у Зевса в борьбе с замыслом Прометея, но дальше - против людей, уже добывших огонь и открывших для себя и Землю, и Вселенную. И сейчас, кажется снова пришло ее время, и одного Прометея против нее будет мало - всем нам придется стать титанами, чтобы победить ее.
А что же сам Прометей? К сожалению, несмотря на прекрасные внешние данные, молодому актеру Азату Валитову пока что не удалось стать центральной фигурой спектакля. А ведь роль очень богатая. Лучшие герои Мустая всегда немного наивны, хитрость и изворотливость (кроме тех случаев, когда только она бедняка и выручит) мастеру претили. Вот и Прометей туда же: какой другой придворный, заявил бы на победном пиру, что, мол, чаша вина ему горька и теперь он потерял единственного друга? А какой опытный правитель на месте Зевса не взял бы эту неосторожность на заметку, а недовольного - под пристальное наблюдение? Но лишь его одного посреди этого столетнего пира-забвения одолевают думы и заботы. Все его мысли - о людях, которых он же когда-то и создал, а Зевс - оставил прозябать в темноте, и об Агазии - земной женщине, которую он полюбил…
Образ Агазии в этом спектакле оказался для меня слишком неожиданным, Да, она не такая, как все - это подчеркивает сам автор, но кто она здесь? Работница ЖЭУ? Не совсем здоровая девушка с невнятной речью? Возможно, ее скромный платок и телогрейка - просто резкий контраст тому великолепию, на которое Прометей и на Олимпе насмотрелся. Зато Агазия ничего не требует от возлюбленного - напротив, счастлива и единым мигом, проведенным вместе, и сама способна утешить и вдохновить. А ее инаковость, непохожесть на соплеменников заставляет ее и мыслить по другому: приветствовать огонь, в то время как все остальные люди уже успели его испугаться. Но все-таки хочется увидеть, что Гульнара Казакбаева - на самом деле красивая актриса…
И попытки придать спектаклю больше национального колорита, оставив героям фамилии актеров (Зевс - Кунакбаев, Прометей - Валитов) плюс танцы Ириды и Гермеса под гармонь, чтобы понравиться людям, тоже выглядят какими-то искусственными, а не удачными находками. Получается, драма - драмой, а потанцевать все равно повод найдем?
Еще что удивительно? Что у бедствующих землян есть свой Зевс, которому так же беспрекословно подчиняются - Адамшах (Алмаз Юсупов). И радостно исполнивший свое предназначение Прометей, доставив тростинку с огнем («Хочу глаза открыть я человеку/, Пусть видит, сколько красоты и мощи/ Есть в нем самом… Потом когда-нибудь/ Он будет мне за это благодарен»), подвергается самому суровому испытанию не на скале Кавказа, и именно в этот момент. И если в оригинале Мустая Карима Агазия - настоящая подруга титана, воплощающая земной огонь - буквально загорается и сгорает его в объятиях, избавляя от страшного выбора - жизнь любимой или благоденствие людей - то здесь ничего подобного не происходит: Агазию убивают - за миг до того, как люди прозреют и поймут, чем их одарили. Решение режиссера здесь ближе к греческой трагедии, где герой может пойти против воли богов, чтобы добиться справедливости, но цену за это придется заплатить максимальную. Порой, чтобы сделать мир лучше, нужно пожертвовать абсолютно всем - эту мысль спектакль, несмотря на порой странную, гротескную форму, передает на все 100 процентов.
Фото спектакля 1977 года (постановка Рифката Исрафилова).
По мнению художественного руководителя театра Олега Ханова, Мустай Карим принял бы новое прочтение своей пьесы - ведь хорошая драматургия и отличается уместностью в разные времена и в разных формах.
Екатерина Климович.
Фото Риты Ишниязовой и из архива театра.