Хор лягушек из Вишневого сада

...можно не только вытащить всю издевку автора наружу - слова можно и пропеть, и себе подыграть на барабанах (гитаре, тарелках), сопроводить неожиданными выходами и перевоплощениями, да хоть гимнастическими трюками...

Любовь Андреевна (глядит в окно на сад). «О, мое детство, чистота моя! … (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О, сад мой! После темной, ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя…». Верить ли Раневской, когда она это произносит? Потом она произнесет еще много чего интересного. Вскоре мы узнаем, что большую часть своей жизни она прожила во Франции, не думая ни о сохранности любимого дома и сада, ни о будущем дочери… и в конце – все то же самое. «Я уезжаю в Париж, буду жить там на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения… а денег этих хватит ненадолго». А как же приданое дочери?

«Мы отстали по крайней мере лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом». Это Петя Трофимов, которого уже два раза выгоняли из университета – когда именно он намеревается начать свой непрерывный, необычайный труд, непонятно.

«Вот, Ермолай Алексеич, позвольте вам присовокупить, купил я себе третьего дня сапоги, а они, смею вас уверить, скрипят так, что нет никакой возможности», - сообщает конторщик Епиходов, и что он на самом деле имеет в виду? Собеседник, правда, понимает быстро: Епиходов просто хочет привлечь внимание к своей персоне, и реагирует соответственно: «Отстань, надоел». Каждая фраза в «Вишевом саде» значит очень много – в коротких монологах и репликах полностью раскрываются характеры, явственно виден букет проблем, обременяющий каждый из них… и все тонет в общем, проистекающем от равнодушия добродушии, в хлопотах по устройству то на ночлег, то бала, то отъезда, и все остаются несчастными и неустроенными, и никто никем по-настоящему не интересуется, ничем не дорожит, несмотря на все возвышенные монологи (а то, глядишь, придется и переживать, и делать что-нибудь). По-моему, комедия «Вишневый сад» заключается именно в этом. Но у Чехова противоречие между словами, чувствами и делами, трагическая или смешная изнанка оставалась в подтексте. Как писал сам Чехов, «На сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы...» - иногда вырвется резкая фраза, потом - извинения и признания в любви; если стреляются, то как воспитанные люди - за сценой.

Вынести все это скрытое, подспудно ноющее и горящее – под самые огни рампы, прокричать громко самое главное, а не скрывать за ничего не значащими фразами («Желтого дуплетом в середину!», «Чувствительно вам благодарен») - такую цель поставил перед актерами «Молодежки» молодой московский режиссер Вячеслав Чеботарь. «Оказывается, что каждая реплика настолько трудна и многослойна, что понять ее за одно произнесение почти невозможно. Ее надо произнести много раз. Если актер может найти новый и неожиданный смысл в реплике своего партнера, надо дать ему такую возможность», - метод, примененный режиссером, имеет название «театр текста».

Да что там, можно не только вытащить всю издевку автора наружу - слова можно и пропеть, и себе подыграть на барабанах (гитаре, тарелках), сопроводить неожиданными выходами и перевоплощениями, да хоть гимнастическими трюками. Попутно – из писем Чехова к Станиславскому, к жене – мы узнаем, что и сам Константин Сергеевич хотел насытить слишком уж тонкое действие каким-нибудь движением, шумом (хоть хором лягушек, хоть грохотом поезда), что умирающий от туберкулеза драматург хотел видеть на сцене комедию, трагический фарс – а здоровый Станиславский стремился поставить «драму русской жизни» - и это стало классическим прочтением пьесы. Что и говорить, резкие переходы от восторгов к цинизму, от сарказма - к отчаянию в такой интерпретации прекрасно удались. Хочется поддержать молодой задор актеров, их решимость переплавить намеки и полутона в энергичный экшн… однако такое, думается, выдержит не каждый зритель.

Хотя для него здесь припасено немало чисто смешных трюков. Но… «Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят «ты», с мужиками обращаются как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота...» Этот обличительный монолог Пети Трофимова сделан в жанре рэпа - как раз подходящего. специально для того придуманного жанра (а с каким серьезным видом, с каким надрывом пришлось бы читать этот монолог, если бы все было «как полагается»). И перевоплощение Лопахина: если в 1 и 2 акте разделить вишневый сад на дачи уговаривал Раневскую (Ольга Мусина) красавец Андрей Максимов, то после покупки сада Лопахина-собственника, с которым у Раневской не может быть ничего общего, воплощает уже Марат Курбангалеев. И это очень удачные находки. (Впрочем, какие-то определенные роли за артистами, как уже было сказано, здесь не закреплены).

Что ж, театру необходимо «перелопачивать классику, искать новые пьесы и формы – не застывать на достигнутом. Пусть зритель поучаствует в смелом эксперименте – естественность и едкую иронию чеховского текста он уж точно оценит. И разве ощущение того, что за неважными разговорами, привычными ритуалами мы можем упустить из рук что-то важное, что-то самое дорогое – не современно? Разве не нужно напомнить об этом?
Автор: Екатерина КЛИМОВИЧ.