Уфимские новости конца 1796 - начала 1797 года. Часть вторая

Продолжаем исследовать записи в дневнике уфимского чиновника Михаила Михайловича Ребелинского, запечатлевшего события 1792-1812 годов.

Следует отметить, что хан Нурали попал в Уфу не без участия оренбургского губернатора Осипа Андреевича Игельстрома. 22 декабря 1796 года Михаил Ребелинский записал в дневнике: «День был буранной и снежной. Новости токмо те, что в Оренбург определен военным губернатором барон Игельстром». Автор не указал, что тот был назначен оренбургским губернатором во второй раз.

Впервые он получил должность симбирского и уфимского губернатора еще в 1784 году. Игельстром происходил из немецкого баронского рода, обосновавшегося в Лифляндии в XIII веке. Он родился в 1737 году. В юности прошел обучение в нескольких университетах Германии. В 1753 году поступил на русскую службу и вскоре принял участие в Семилетней войне (1756-1764). К 27 годам честно выслужил звание полковника. В ходе Русско-турецкой войны 1768-1774 годов особо отличился в Валахии, где, по словам командующего русскими войсками графа Румянцева, «будучи больным оказал свое ревностное желание быть там, где служба вашего императорского величества больше требовала».

За взятие Измаила и другие подвиги тридцатипятилетний Игельстром был награжден чином генерал-майора и удостоен ордена святого Георгия III степени. В ходе мирных переговоров с Турцией Осип Андреевич заслужил расположение Григория Потемкина, который помог ему получить в 1784 году должность симбирского и уфимского губернатора. Прибыв в Оренбург, Игельстром быстро оценил сложную обстановку в казахских степях и предпринял несколько радикальных преобразований. Видя, что власть хана Нурали не только не обеспечивает спокойствия казахов, но, напротив, является источником вооруженных междоусобиц, Игельстром решил вообще отменить ханскую власть и ввести российское управление при посредстве авторитетных представителей старшинской знати. Нурали был отправлен под конвоем в Уфу.

В результате Игельстрому удалось водворить относительное спокойствие в степи. В 1790 году Игельстром был отозван из Оренбурга в связи с началом войны против Швеции. Однако до отъезда из Оренбурга именно Игельстром вместе с советником Дмитрием Борисовичем Мертваго предложил образовать в губернском городе Уфе «особенную комиссию» во главе с главным ахуном края Мухамеджаном Гусейновым. Кроме него, в нее должны были входить два штатных ахуна и двое мулл. О.А. Игельстром полагал возложить на это новообразование прием экзаменов у претендентов на духовные должности. Окончательное утверждение в звании ахуна, муллы или муэдзина должно было производить наместническое правление. Многие присваивали себе духовные звания, «чтобы вольнее из места в место переходить под предлогом распространения веры своей, коим способом и за границу отлучаются». Странствующие муллы, или «бродяги», как их обычно называл в своих посланиях генерал-губернатор, представляли потенциальную опасность для государства. По его словам, империя, объявив свободу вероисповедания, как бы отпустила узду, на время позабыв о влиятельной социальной группе, каким являлось мусульманское духовенство. Носители религиозной ментальности, независимые от властей ни в материальном, ни тем более в духовном отношении, получили свободу в формировании общественного мнения.  Так было положено создание в России Оренбургского магометанского духовного собрания.

В 1792 году барон Игельстром был назначен наместником псковским, в 1793-м - киевским и черниговским, а 30 мая того же года Военная коллегия поручила ему командовать «некоторою частью войск», расположенных в Польше, и быть при этом полномочным послом императрицы в Варшаве. Однако во время антироссийского восстания под предводительством Тадеуша Костюшко Игельстром растерялся и не предпринял решительных действий. 6 апреля 1794 года русские в Варшаве были вырезаны почти поголовно. С большим трудом удалось ему вывести из города остатки гарнизона (всего 250 человек) и соединиться с прусскими войсками. Но навести порядок в Польше оказалось по силам лишь Суворову. После польских событий Игельстром впал в немилость и вышел в отставку, поселившись в Риге. Однако 1 декабря 1796 года новый император Павел I вновь призывает его на службу. В первую очередь губернатору предстояло осуществить административную реформу местного управления, которая вызвала обеспокоенность всех уфимских чиновников. 9 января 1797 года Ребелинский записал в своем дневнике: «День был солнечной и холодной, в которой в 8 часу приехал в Уфу, где услышал новости, что наместничества не будут, а будут губернии – и Уфимская переводится в Оренбург». Подобным образом Павел I решил отказаться от екатерининской реформы территориально-административного деления страны на наместничества и вернуться к прежней губернской системе. Эта январская новость всерьез испортила новогоднее настроение всем государственным служащим, поскольку перенос центра губернии означал переезд казенных учреждений из Уфы в Оренбург. Речь шла о вынужденной продаже своих домов в Уфе, сильно подешевевших по причине утраты городом губернского статуса, и необходимости приобретения жилья в степном Оренбурге, куда строительный лес доставляли из Башкирии.

Судя по настроению дневника, многие нововведения павловской эпохи встречались в среде провинциального чиновничества с недоумением и страхом. В понедельник 19 января 1797 года Ребелинский отметил: «Губернский прокурор получил ордер, чтоб в присутственных местах не писать высокопарных слов». Очевидно, законодатель не имел ни малейшего представления относительно интеллектуального уровня и образованности местного чиновничества. Если столичные сановники, возможно, и могли изъясняться в делопроизводственных документах в стиле Державина или Тредияковского, то в среде провинциального невежественного чиновничества «высокопарный стиль» не был востребован. Григорий Винский, характеризуя в своих мемуарах дворянство и чиновничество конца XVIII века, удивлялся тому, как мало уважали знания и науки даже те, кто сумел в молодости получить хорошее воспитание. Он писал, что образованные люди, оказавшись в местном обществе, «скоро привыкают к разговорам и мнениям своих невежественных соседей, поставляют как бы зазорным свои знания, и в случае прений всегда держатся стороны невежд. На улику: «Вы сами сему учились, вы знаете, что я говорю справедливо и прочь» – не стыдятся отвечать: «Мало ли то, что пишут ученые, что лучше святой Руси». Личный опыт работы с архивными материалами говорит о том, что, как правило, стиль делопроизводственных  Уфимского губернского правления конца XVIII века страдает не избытком «высокопарности», а полным пренебрежением к элементарным правилам грамматики и орфографии.

Тем не менее любопытно, чем руководствовался Павел, когда запрещал использовать в судебных документах высокий стиль? Современники отмечают, что гонения на высокопарность вызваны стремлением запретить речевую манеру, получившую распространение благодаря влиянию Великой французской революции. Избыточной риторикой и пышностью страдали выступления многих якобинцев. А сам Робеспьер постоянно прибегал к риторическим приемам, почерпнутым у латинских и греческих авторов. Павел I начинает реформу русского языка. Из официального обращения изымаются десятки слов, для которых находятся «правильные» синонимы. Так, указывается употреблять вместо слова врач – лекарь, сержант – унтер-офицер, граждане – обыватели, отечество – государство, степень – класс, отряд – команда, а слово «общество» указано вовсе не употреблять.

Автор дневника был сыном приходского священника, и указ о награждениях представителей православного духовенства гражданскими и военными орденами был встречен Ребелинским с явным удивлением. 2 декабря 1796 года автор отметил: «Сильные капели, ибо шел маленький дождичек. Новости слышны стали до сего еще в Российском государстве не бывалые, а именно, Санкт-Петербургскому и Московскому архиереям пожалованы андреевские ленты, а Казанскому и Тобольскому александровския». У русских людей, чтящих заветы православного духовенства и монашества, новости о награждениях вызвали настоящий шок и открытое неповиновение властям. Современники отмечают, что сам митрополит Московский и Коломенский Платон, обучавший юного Павла закону божьему, был даже отстранен от участия в коронации. Павел заявил, что будет помазан на царство не московским, а петербургским митрополитом, а Платон удостоился чести только присутствовать на коронации. Незадолго до этого московский митрополит отказался от высшей награды Российской империи ордена Андрея Первозванного, заявив, что подобные новшества противны церковным уставам: «Кавалер ордена - сказал он, – должен взяться за меч, если его начальник прикажет ему это, а рука священника, взявшаяся за оружие, – проклята». Впрочем, это сопротивление продолжалось недолго, и на одной из литографий начала XIX века мы видим  митрополита Платона с огромным орденом Андрея Первозванного.

В конце января 1797 года в Уфу из соседнего Вятского наместничества пришли новости, которые встревожили чиновников. Новый император стремился показать своим подданным, что не склонен по примеру своей матери закрывать глаза на повальную коррупцию провинциальных служащих.

23 января 1797 года Ребелинский сделал запись: «День был тепел. Новости те, что наместничество здешнее будет существовать до 1-го мая 1797 года. О Вятском происшествии дело решено и 95 человек велено отреша, никуда не определять, а 13-ть, лиша чинов, послать на поселение, 15 послать велено в ссылку» Это дело началось еще в январе 1796 года, когда в Сенате число жалоб, поданных вятскими жителями на чиновников, достигло немыслимых масштабов. В результате в Вятское наместничество был послан сенатор генерал-поручик Савва Иванович Маврин. Он приступил к детальной ревизии, результаты которой всех просто шокировали. В наместничестве сложилась система поголовной коррупции, в которой участвовали буквально все служащие - от наместника до волостного писаря. В воровстве был обвинен сам наместник действительный статский советник Желтухин. В итоге 185 чиновников во главе с ним были отрешены от своих должностей, многие были лишены чинов и дворянства, сосланы в Сибирь. Кстати, число наказанных чиновников в дневнике Ребелинского несколько меньше, чем отмечено в судебных документах. Любопытно, что сам вятский наместник сумел оправдаться. Желтухин, по словам прокурора, предоставил «до ста тысяч неоспоримых доказательств в его пользу». Действия наместника были признаны правильными, а сам он найден невиновным. Указом Павла I от 23 января 1798 года его наградили чином тайного советника и назначили сенатором, а его подчиненные были объявлены преступниками и получили наказания.

Автор: Булат АЗНАБАЕВ