Уфимские новости конца 1796 - начала 1797 года

Дневник уфимского чиновника Михаила Михайловича Ребелинского, запечатлевший события 1792-1812 годов, не содержит ничего того, что не отразилось на страницах архивных документов, газетных полос или мемуаров. Однако для историка важны не факты прошлого, а их субъективное восприятие горожанином, жившим более 200 лет назад. Отбор новостей и их интерпретация автором дневника дают возможность взглянуть на то, что интересовало и волновало человека, по рождению принадлежащего к старинной среде духовенства и купечества, а по службе и социальному положению - среднему чиновничеству и новому поместному дворянству. Некоторые лаконичные записи, не требующие разъяснения для его современников, сегодня нуждаются в довольно обширных комментариях.

Привычное тяготение к круглым датам побудило обратиться к дневниковым записям последних трех месяцев 1796-го и первого месяца 1797 года.

Конец 1796 года ознаменовался в России завершением тридцатилетней эпохи, которую в литературе принято называть «золотым веком» Екатерины Великой. Вот и губернский секретарь Михаил Ребелинский отметил в своем дневнике 21 ноября 1796 года: «День был пасмурный и теплый, в которой пополудни, в 3-м часу, получен манифест о кончине вечной славы достойной императрицы Екатерины II-й и о восшествии на престол императора Павла I-го, коему мы в сей же день и присягали». Таким образом, о смерти императрицы в Уфе узнали через только две недели. В своих воспоминаниях С.Т. Аксаков отмечает, что отнюдь не все скорбели о ее кончине. Один из самых уважаемых горожан, бывший депутат Уложенной комиссии Сергей Иванович Аничков, отличавшийся независимым характером и крутым нравом, демонстративно отказался присоединиться к всеобщему трауру. По словам С.Т. Аксакова, «С. И. Аничков... не мог простить покойной государыне, зачем она распустила депутатов, собранных для совещания о законах, и говорил, что пора мужской руке взять скипетр власти». В высшем уфимском обществе были и другие «идейные противники» Екатерины II. Откровенно выражал недовольство императрицей оренбургский военный губернатор Сергей Кузьмич Вязмитинов. Современники сообщают, что он и его адъютанты приветствовали воцарение Павла I, рассчитывая при нем сделать карьеру. Современник записал: «Все были в негодовании на генерал-губернатора С.К. Вязмитинова, любимца Императора Павла, который публично показывал свою радость, велел целый день звонить в колокола, а вечером пригласил всех к себе на бал и ужин. Служащие чиновники, конечно, сочли своею обязанностью явиться на этот бал, но жёны их, возмущённые бестактным поступком Вязмитинова, долго совещались: ехать или не ехать? Наконец, как это всегда водится, решили, что не ехать нельзя. Однако же возвратившиеся оттуда рассказывали, что бал похож на похороны и что весел только генерал-губернатор и адъютанты». Действительно, с воцарением Павла Вязмитинов был отозван из Оренбурга и назначен сначала комендантом Петропавловской крепости, а затем и управляющим комиссариатским департаментом, заведовавшим снабжением российской армии.

Современники воспринимали начало правления Павла I как кардинальную перестройку, затронувшую все сферы государственной жизни: от внутренней политики до внешнеполитического курса. Автор дневника отмечает первые, казалось бы, очень незначительные изменения, проявившиеся в правительственном курсе уже в последний месяц правления Екатерины II. Под датой 18 октября 1796 года Михаил Ребелинский записал: «День был холоден и грязь замерзла, причем шел и снежок. Получен указ о непродавании в лавках рижскаго бальзаму». Следует пояснить, что этот битер в темных керамических бутылках, хорошо знакомый советскому человеку, стал популярен в России именно благодаря протекции Екатерины II. В Европе он был известен еще в середине 50-х годов XVIII века. Именно его Гете назвал «эликсиром молодости» и воспел в поэме Фауст. Началось все с того, что рижский аптекарь Абрахам Кунце на основании старинного рецепта водочного настоя целебных трав, относящегося к XVII веку, изготовил «чудо-бальзам», который под названием «Бальзам Кунце» был предложен в 1789 году в качестве лекарства русской императрице Екатерине II, страдавшей коликами. Оценив по достоинству целебные свойства препарата, Екатерина II даровала Кунце привилегию на его изготовление и продажу в Российской империи. Таким образом, этот напиток крепостью 16 градусов стоил значительно дешевле, чем привычные алкогольные напитки в российских питейных заведениях. Отмена аптечной привилегии, дарованной изготовителям рижского бальзама, отражала главный мотив всей политики Павла I - категорическое неприятие всего, что ассоциировалось с материнским правлением.

Впрочем, одно дело государственной важности, начатое Екатериной, все же предстояло довершить её нелюбимому сыну. Речь идет о браке старшей дочери Павла - Александре. В соответствии с матримониальными планами императрицы она должна была стать женой шведского короля Густава IV. При жизни Екатерины этот брак так и не был заключен. 29 октября 1796 года Ребелинский записал в своем дневнике: «День был тепел и солнечный, в которой новости слышны, что шведской король просил приданого за княжной Александрой Павловной - Лифляндию; но ему в том отказано потому, что российской двор давать оного не может, а дается ей один миллион триста тысяч рублев». Лифляндия - бывшая провинция Швеции, располагающаяся на берегу Рижского залива, отошла к России после Северной войны. Неизвестно, откуда Ребелинский взял эту версию неудачи брачного союза, но на деле ничего похожего на странный торг не было и не могло быть. Тем не менее следует отдать должное патриотическому посылу неизвестно кем выдуманного объяснения срыва династического брака. Документы же говорят о том, что когда утром 11 сентября 1796 года шведская и российская стороны собрались подписать брачный договор, то оказалось, что в нём нет статьи о свободе вероисповедания великой княжны. Эту статью исключил сам шведский король, не пожелавший иметь жену православного вероисповедания. Уговоры русских посланников ни к чему не привели: шведский король заперся в своей комнате. Императрица, придворные и Александра Павловна в наряде невесты ждали его более четырёх часов. После сообщения об окончательном отказе короля с Екатериной II случился легкий апоплексический удар, в конечном счете ускоривший ее кончину. Александра Павловна в слезах находилась в своей комнате. Собравшимся объявили, что помолвка отменяется из-за болезни короля. Таким образом, брак не состоялся по причине религиозного характера.

Однако Ребелинского живо интересовали не только новости из столиц. Все, что происходило в Оренбургской губернии и Уфе, так или иначе отражалось на страницах дневника. Так, в среду 22 октября 1796 года автор записал: «День был ведренной и солнечный. В ночь на сие число был пожар, от коего сгорел бывшей ханской двор». О каком ханском дворе в Уфе идет речь? Документы архива свидетельствуют, что с конца 1786 по 1800 год в Уфе располагалась резиденция отстраненного от правления хана Младшего жуза (орды) Нурали. Он был старшим сыном хана Абулхаира, которому в 30-е годы XVIII века удалось, правда, не без помощи башкир убедить своих подопечных добровольно принять российское подданство. Нурали был провозглашен правителем после гибели отца в 1748 году. В отличие от отца, сохранявшего самостоятельность в принятии решений, он всегда был активным сторонником интересов России. В 1755 году участвовал в подавлении башкирского восстания Батырши. В 1771 году по просьбе российских властей возглавил ополчение Младшего жуза, преследовавшего поволжских калмыков, бежавших из России в Джунгарию. Нурали стремился использовать российское подданство для усиления своего личного экономического и политического влияния в Казахстане. Старшины Младшего жуза не раз выражали недовольство им, писали на него жалобы в Петербург. Нурали сам неоднократно выходил с предложением к российским властям репрессивными мерами ослабить власть сильнейших казахских старшин. Его политика, опиравшаяся на поддержку оренбургской администрации, вызывала недовольство простого народа и явилась одной из причин освободительной борьбы казахов под предводительством батыра Срыма Датова (1783-1797). Будущий муфтий Мухаметжан Гусейнов, посланный из Уфы к хану Малой орды для выяснения обстановки, докладывал российским властям о совершенном бессилии Нурали и даже нежелании вмешиваться в дела, чтобы водворить спокойствие в степи. Срым Датов, будучи противником ханской власти, убедил большую часть казахских старшин в бесполезности дальнейшего существования ханов в Орде. Он же предлагает принести присягу на верность императрице. В апреле 1786 года Нурали был лишен власти и бежал в Оренбург. В июне того же 1786 года Екатерина II официально отстранила Нурали от власти. Нурали был вызван в Оренбург, а оттуда отправлен под конвоем в Уфу вместе с сыновьями, некоторыми из приближенных и многочисленными слугами. На Воскресенской улице (ныне Г. Тукаева) казахам был отдан целый квартал, состоящий из усадьбы с двумя большими деревянными домами, пристройками и службами. Российские власти выделяли значительные средства на содержание ханской семьи. В 1796 году эта сумма составила более 5000 рублей. Уфимским казакам приказано присматривать за каждым шагом хана и не выпускать его из города. У Нурали было 15 жен, 17 наложниц, а от них - 40 сыновей и 34 дочери. Премьер-майор Веллецкий 7 и 27 января 1790 года доносил занимавшему должность правителя Уфимского наместничества А.А. Пеутлингу, что «находящийся в городе Уфе киргиз-кайсакский Меньшей Орды Нурали-хан состоит больным подагрой». В 1790 году резиденцию Нурали охраняли 2 роты Пермского пехотного полка. Всего же свита и охрана состояли из 328 человек.

Примечательно, что Нурали не снискал уважения и у местных татар и башкир. Когда в Уфе в 1790 году состоялись его похороны, уфимские мусульмане отказались участвовать в церемонии.

Продолжение следует...


Автор: Булат АЗНАБАЕВ.